Mif-legenda

А вот Евгения Лурье после развода несколько раз побывала в психиатрических клиниках. В конце жизни она постоянно перечитывала «Доктора Жива­го» и находила много общего между собой и главной героиней романа. Но большинство современников и исследователей считали и считают, что ее черты от­разились прежде всего в Тоне Стрельниковой. Но любви Пастернака к Зинаиде Николаевне хватило всего лишь на десятилетие. Уже в мае 1941 года он собирался уйти из семьи. Помешала война. А потом, встретив новую любовь, он решил не по­вторять ошибки начала 30-х годов и больше ничь­ей семьи не разрушать. И стал жить с Ольгой Ивинской, не уходя от прежней семьи.

В конце жизни поэт говорил Ольге Ивинской, что был влюблен скорее в волшебника Гарри, чем в его жену, хотя тогда и не осознавал этого.

Когда в конце 40-х и в 50-е годы Пастернак жил как с любовницей с Ольгой Ивинской, Зинаида Ни­колаевна осталась при нем в качестве домохозяйки и воспитательницы его детей. Угрызения совести не позволяли ее бросить. Поэтому последнее деся­тилетие своего земного существования поэт выну­жден был жить двойной жизнью — на два дома.

С конца 40-х годов именно Ивинская стала глав­ным прототипом Лары.

Беседуя осенью 1958 года со шведским слави­стом Н. Нильсоном, Пастернак утверждал: «Лара, ге­роиня романа — живой человек. Она — очень близ­кая мне женщина».

Также прямое упоминание о прототипе Лары есть в письме, написанном Пастернаком немецкой переводчице и литературоведу Ренате Швейцер 7 мая 1958 года:

«Во втором послевоенном времени я познако­мился с молодой женщиной — Ольгой Всеволодов­ной Ивинской . Она и есть Лара моего произведе­ния, которое я именно в это время начал писать (с перерывами для перевода «Марии Стюарт» Шилле­ра, «Фауста» и «Макбета»). Она олицетворение жиз­нерадостности и самопожертвования. По ней неза­метно, что она в жизни (уже до этого) перенесла. Она и пишет стихи, и переводит стихи наших национальных литератур по подстрочникам, как это делают некоторые у нас, кто не знает европейских языков. Она посвящена в мою духовную жизнь и во все мои писательские дела .»

И в интервью, данном английскому журналисту Антони Брауну в конце января 1959 г,, поэт говорил об Ивинской: «Она — мой большой, большой друг. Она помогла мне при написании книги, в моей жизни . Она получила пять лет за дружбу со мной. В моей молодости не было одной-единственной Лары . Лара моей молодости — это общий опыт. Но Лара моей старости вписана в мое сердце ее кро­вью и ее тюрьмой .»

А рукопись первых четырех глав романа Пастер­нак преподнес Ольге Всеволодовне с дарственной надписью: «Ларе от Юры».

Но, по признанию Ивинской, «наверное, я — не «абсолютная» Лара, а он — не «абсолютный» Юра. Б.Л. часто мне говорил, что не нужны полные био­графические совпадения героев с их прототипами. Пусть это будут собирательные образы, пусть у Тони будут черты и мои, и Зинаиды Николаевны, так же, как те и другие (и еще чьи-то третьи) будут у Лары. Но главное — показать и меня, и себя, и отно­шение к жизни, к литературе, к искусству — такими, какими воспринимает их именно он. Всю жизнь он благоговел перед женщиной .

И он тщательно отделывал образы Тони и Лары. Хотя в этих образах не было почти никаких био­графических совпадений ни с З.Н., ни со мной, в характере Тони больше всего было от З.Н., а Лары — от меня.

Узнав, что я на четверть немка и наполовину полька, нерусской национальностью наделил Б.Л. свою героиню Лару Гишар.