Mif-legenda

По поводу же своей связи с образом Лары Ольга Всеволодовна писала в мемуарах следующее: «Ино­гда меня спрашивают — действительно ли я Лара из романа «Доктор Живаго». В этом случае принято говорить что-то о прототипе, о различии между ре­альным человеком и художественным образом и степени их сходства, о совпадении судеб. В основу образа Лары легли, видимо, несколько женских ха­рактеров, даже и часть духовного мира самого ав­тора, как замечает Д.С. Лихачев. «Это — Лара моей страсти» — пишет обо мне Б.Л. в письме к Р. Швей­цер. Да, в этом образе есть мои черты, в том числе биографическое сходство, схожесть внешняя. Но я или не я — не это главное. Лара — любовь Живаго-поэта, создание и достояние его духа — гордого, не­зависимого, не сломленного перипетиями жесто­кого бытия, тогда как Живаго-человек оказывается бессильным перед реалиями мира. Умер доктор Живаго, поэт Живаго жив, жив роман, и если жен­щина, грядущая или настоящая его читательница, хотя бы па миг почувствует себя Ларой — значит, в ее сердце есть место для любви самоотверженной, чистой, творящей мир своей безыскусной подлин­ностью».

Думаю, что без Ивинской «Доктор Живаго» нико­гда бы не был окончен. Или, во всяком случае, был бы написан иначе. Для завершения романа Пастернаку требовалось найти новую Лару в жизни. И он ее нашел.

Необходимо подчеркнуть, что репутация Ольги Ивинской в литературных и окололитературных кругах была весьма сомнительной. Передавая хо­дившие о ней сплетни, поклонница Пастерна­ка Нина Муравина вспоминала с плохо скрывае­мой ревностью по отношению к Ивинской: «Летом 1948 года в Москве распространились слухи о свя­зи Пастернака с Ольгой Ивинской. Она сама их распространяла везде, где могла. Мне трудно было понять, каким образом сотрудница Суркова, кото­рого я возненавидела за то, что он написал о Пас­тернаке клеветническую статью и возглавил его травлю, смогла вдруг превратиться в близкого Пас­тернаку человека. Во внешности ее я не находила ничего интересного (пристрастный женский взгляд редко находит во внешности и личности со­перниц какие-либо достоинства, а для Муравиной Ивинская стала главным конкурентом в борьбе пусть не за тело, но за душу поэта. Пастернак-то смотрел на любимую совсем другими глазами.): полная, похожая на московскую купчиху, с приятно улыбающимся лицом и серыми, при­творно-ласковыми глазами. Если б я не видела ее несколько раз в консерватории с Пастернаком, то не обратила бы на нее внимания. Оказалось, что она дружит со свекровью моей троюродной сестры (следовательно, почти родной Муравиной чело­век! .) и часто у них бывает. Но и там про нее говорили только одно: «Люся любит деньги».

Все, кто знал ее, удивлялись, что Пастернак что-то в ней нашел. Впрочем, его тогдашние стихи сви­детельствуют, что он и не искал ничего серьезно­го . Внешность . Ивинской — ее сытое, полное, раз­давшееся после двух родов тело — свидетельствовала не столько о ее характере и душевном складе, сколько о том, что ни во время войны, ни после нее этой женщине не пришлось голодать. Но Пастерна­ку было свойственно рассматривать людей как не­кие абстрактные сущности, не связанные с усло­виями их жизни (а вот это мысль действительно глубокая. Многие персонажи «Доктора Живаго», в полном соответствии с авторским замыслом, как раз и являются такими сущностями, что вызвало непонимание и неприятие романа у многих рус­ских читателей, которые, в отличие от читателей западных, воспитывались на извечном тождестве литературы и жизни). В характере же Ивин­ской он неспособен был разобраться, мне кажется, еще и потому, что в пору его созревания таких жен­щин, как она, в России не существовало.